|
| администратор
|
Сообщение: 562
Зарегистрирован: 09.11.07
Репутация:
1
|
|
Отправлено: 06.04.09 18:21. Заголовок: Фернан Бродель "Об осаде Тулона в 1707 году"
Что касается морских границ, то здесь перед нами три города на выбор: во-первых, это Брест, опорный пункт Франции в Бретани и на Атлантическом океане; во-вторых, Дюнкерк, "построенный из чего придется" Вобаном,- окошко, хитроумно распахнутое в Северное море; в-третьих, Тулон, единственная база французского флота на Средиземном море. Наш выбор остановился на Тулоне в особенный, исключительный момент его истории - а именно в течение лета 1707 года, когда город был блокирован англо-голландской эскадрой, базировавшейся на Иерских островах, а одновременно на плохо защищенную крепость стремительно наступала армия "господина Савойского", который не сомневался, что возьмет Тулон без боя. Угроза, таким образом, была с двух сторон - с суши и с моря. На сей раз в нашем изложении не обойдется без драматического элемента, и будет даже наличествовать, как в классической пьесе, единство места (осажденная Тулонская крепость) и почти полное единство времени (всего несколько недель лета 1707 года - с 26 июля по 24 августа). На самом деле все, конечно, было сложнее: Тулон оказался в центре широкого наступления, спланированного в Лондоне, Гааге, Вене и Турине и угрожавшего не только Провансу, но и всей Франции. Природное положение Тулона великолепно. Город располагает двойным рейдом для приема кораблей - большой рейд, простирающийся между мысами Сепе и Брюн, открывается непосредственно в море, и его огромная поверхность служит как бы преддверием города, его авансценой; малый же рейд подступает к самым стенам города и арсенала, здесь имеются две гавани - два бассейна, огороженных молом, и сверх того еще дополнительная гавань к востоку от города, у Мурийонской впадины, обыкновенно использовавшаяся для ремонта подводной части кораблей. Разросшись благодаря постоянному базированию в нем королевского морского флота, город тем не менее не претерпел больших перемен; его по-прежнему плотно, до удушья стягивало, не давая простора для развития, кольцо крепостных стен. В 1543 году, когда Франциск 1 впустил в этот город, предварительно очистив его от жителей, мусульманский флот и солдат Барберусса (всего более ста галер, бесчисленное множество вспомогательных судов и несколько тысяч человек, нуждавшихся в пропитании: они занимали город с 29 сентября 1543 года по конец марта 1544-го), в нем насчитывалось всего несколько сот домов и максимум пять тысяч человек населения, по старинные стены уже тогда не столько защищали, сколько душили его. В 1589 году эти оковы были сброшены - и что же, город вздохнул свободно? Да, но ненадолго. Несколько лет вдоль новых стен еще сохранялись деревья и пустыри, но затем все свободное пространство было застроено, и город вырвался наружу из кольца стен, образовав пять или шесть предместий - "борков", где дома так же плотно теснились друг к другу. Это изначальное неудобство в планировании города не было устранено и в ходе позднейшей реконструкции крепостных стен по указаниям Вобана. В начале XVIII века город по-прежнему являл собой цепь несообразно узких, извилистых улочек, которые зачастую так никуда и не выводили, заканчиваясь тупиками или сомнительными притонами; всюду были сточные канавы, распространявшие зловоние... Дома, вплотную прижатые друг к другу и необыкновенно узкие (всего по одной комнате на этаж), свечками тянулись вверх, поддерживаемые внешними опорами, которые соединялись между собой балками, перекинутыми через улицу прямо над головой у прохожих. Не было ни одной площади для построения войск, за исключением так называемого Бранного поля, на котором как раз 25 июля - в день, когда к городу подступил неприятель,- "дрались [на дуэли] капитан береговой стражи г. маркиз де Восс с лейтенантом галер шевалье де Гримальди, и были оба убиты, получив по удару шпагой - один в сердце, а другой насквозь туловища. Они приходились друг другу двоюродными братьями". В каком-либо другом месте города им просто негде было бы скрестить шпаги. Впору диву даваться, что в 1589 году город насчитывал 10 000, в 1668-м - 20 000, а накануне Революции - 30 000 жителей. Летом 1707 года, считая три полка постоянного гарнизона, расселенного за неимением казарм по частным домам, в Тулоне находилось 60 000 человек - судя по данным одного письма, которое, правда, не во всем вызывает доверие. В это число входило множество крикливых, склонных к панике женщин, большое количество детей, солдат, девок, толпы нищих, которых тщетно пытались выдворить вон официально состоявшие на городской службе "прогонялыцики бедных". Сюда же входили и уволенные на берег матросы - люди скорые на расправу, чуть что начинавшие махать абордажными тесаками, которые они всегда носили на боку, отчаянные драчуны и рисковые игроки, люди непокорного "вольного нрава" и - при нужде - великой храбрости. Вокруг города раскинулась чудесная местность, которая приводит в восторг всех приезжих: повсюду сады, цветы, оливы, апельсиновые деревья, пальмы, виноград, деревни, нивы... Одним словом, "рай земной". Но здесь же и множество гор - опаленных солнцем, безлесых, "лысых", как писал Вобан, "плотно сдавливавших собой крепость". В знойные дни июля и августа 1707 года люди и лошади в городе испытывали страшный недостаток питьевой воды, поступавшей из Рагасского источника. "Я предполагал,- пишет один из защитников Тулона,- что врагами моими будут только неприятель да [его] провиант"; сражаться, однако, пришлось и с "еще одним противником, которого мы не предвидели,- с нехваткой воды". Внутри городских стен имелись, конечно, колодцы, но в них просачивалась соленая морская вода, вызывавшая понос. Приходилось "все время ставить рядом с ними часовых, чтоб из них никто не пил и не поил лошадей"825. Таким образом, места были хоть и красивые, но, в сущности, бедные, неспособные прокормить много ратных людей, да и заселявшие их крестьяне были себе на уме и в глубине души не питали никаких теплых чувств к королю Франции. Недаром, приведенные работать на городских укреплениях, они "уже через два дня дезертировали, и так же поступают все те, кого набирают в ополчение и кто прибывает без оружия". Надо признать, что и тулонские военачальники, в большинстве своем присланные с севера, не всегда умели заставить себя слушаться. Тут требовалось особое искусство, и им, очевидно, не владел тот, кто писал 20 июля: "Никогда не встречал я столь непокорного народа, как здешние жители. Сколько им ни приказывай, они не делают и четвертой части того, что требуется". Напротив, у старого графа де Гриньяна, вице-губернатора Прованса и местного уроженца, не возникало никаких проблем с тулонским населением. Дело в том, что Прованс, как и все окраинные провинции Франции, жил по своим собственным обычаям. Его еще только предстояло сделать действительно французским. Получив его по наследству еще в 1481-1483 годах, король даже и спустя два столетия не был в нем полновластным хозяином. Провансальские города имели свои привилегии и держались отчужденно - особенно Марсель, но также и Арль, Экс. Конечно, в июле 1707 года никто здесь не принял сторону герцога Савойского, хотя тот, вторгаясь в Прованс, рассчитывал чуть ли не поднять восстание среди местных протестантов. Провинция оставалась нейтральной, в роли стороннего наблюдателя; дворянство ничего не предпринимало, духовенство тоже, крестьяне выжидали... Впрочем, не случайно ведь командующий французской армией маршал де Тессе, еще находясь в Дофинз до начала кампании, предупреждал короля, что на провансальцев "рассчитывать не приходится", ибо, будь они даже верны короне, у них нет ни пороха, ни ружей. Кроме того, в 1706 году, за год до нападения на Тулон, Прованс, как видно, попал в тяжелое положение. Так, Марсель спешил пожаловаться на то, что "пиастры", необходимые ему для тор
|